Люди шли довольно далеко от меня, по одной из параллельных троп. Но издавали разные громкие фонемы. Солировал обладатель зычного мужского голоса, который на фоне общего бессмысленного гула более-менее отчетливо восклицал: "Любка блядь! Ты блядь, Любка!"
Дорогое Мироздание, - удивленно вопрошаю я (очень тихо, но все-таки вслух, от возмущения), - ты зачем говоришь со мной столь ужасным языком? Штоли покультурней никак нельзя?
И ровно в этот момент все тот же мужской голос взревел, перекрывая все прочие фонемы: "Тоже мне нашлась Настасья Филипповна!"
Сейчас, когда культурный шок остался позади, я как-то не решаюсь сказать Мирозданию, что вовсе не считаю цитирование Достоевского смягчающим обстоятельством. А даже, в общем, наоборот.
Потому что Оно этого явно не знало (или забыло) и делало, что могло. Старалось.
(Что Мироздание при этом сказать хотело, лично я все равно не понимаю. Но, может, не мне? А, например, Любке. Или пожилому профессору литературы, гипотетически бредущему по другой параллельной тропе.)
