Такое же блаженное плюсчетыре было в новогоднюю ночь, и такой же мелкий дождь-обманщик, который стучит по крыше, пока сидишь дома, а выходишь - нет никакого дождя. А потом замечаешь, что дышишь невесть откуда взявшимися жабрами, потому что вместо воздуха у нас тут вода.
В новогоднюю ночь мы стояли на набережной и смотрели на фейерверки, и, кажется, весь город стоял на набережных, мостах, площадях и холмах, и злые духи, которых этими фейерверками гоняют по старинному китайскому обычаю, тоже стояли и смотрели, потому что нет дураков от такой красоты убегать. В семь часов утра людей в городе еще было полно - вот что значит теплая новогодняя ночь, волшебное плюсчетыре, райская температура, истинно говорю вам.
У инопланетян, по-прежнему оккупирующих (прекрасная опечатка: "окукупирующих") Ратушную площадь, нашелся для меня белый глинтвейн. Жизнь, стало быть, удалась, зиму можно сворачивать, все самое главное уже было: мороз и солнце, снежное Рождество, южный Новый год, белый глинтвейн.
В некоторых виленских переулках застрял Новый год, то есть, он там все еще наступает. И штука не в том, что там на деревьях мигают гирлянды, а под ногами неосторожных прохожих хрупают золотые шары, а в том, что когда заходишь в такой переулок, где-то далеко начинают грохотать фейерверки, и небо подсвечивается их заревом. А выйдешь из переулка - снова тишина и благодать. И небо, как положено, темно-лиловое, и сто зеленых лун в зените, и мама сидит на яйцах, и все как всегда.
(А подписку я, наверное, все-таки снова устрою, мне понравилось. Стяжательство оказалось чрезвычайно духоподъемным занятием. Только дождусь, пока все с каникул вернутся, чтобы два раза не вставать.)
