И знаете что? Похоже, дело действительно было именно в нашем холодильнике. Т.е., источником холода, угрызавшего в этом году весеннюю Европу (по крайней мере, южнобалтийскую часть ее) стал именно он, проклятый. Потому что выйдя из дома сразу после его ремонта, мы обнаружили, что воздух пахнет началом весенних каникул. Причем не каких-нибудь абстрактных, а моих одесских весенних каникул, такое ни с чем не перепутаешь и не забудешь, хоть пятьсот лет еще на свете проживи. Это - ну я даже не знаю, каков состав. Сложный. Но в основе совершенно точно запах разогретого солнцем асфальта и вчерашнего еще холодного дождя - последнего холодного дождя в этом сезоне. И молодой травы. И деревьев, которые скоро зацветут, аромат их будущих цветов доносится откуда-нибудь из послезавтра, или вообще из следующей недели, когда как. И буйные кухонные запахи из распахнутых по случаю внезапного тепла окон - разогретое полсолнечное масло, обязательные котлеты, сладкие нотки компота из сухофруктов, первые парниковые огурцы, только что разрезанные на упоительные кружочки, что-то еще. Почти неуловимый запах оставленного дома портфеля и пыли, которая осядет на нем за неделю, пока он будет стоять в коридоре, где его бросили, прибежав с последнего перед каникулами урока, и пусть все спотыкаются, плевать, не стану его убирать, не прикоснусь даже, потому что у меня ка-ни-ку-лы, ясно вам? Знаете, что такое каникулы? Это - вольная воля. То есть, потенциальная возможность ее. И довольно жалкая, будем честны, реализация. Просто потому что любое осуществление меньше возможности. Но кого это хоть когда-нибудь останавливало? (А если кого-то останавливало, он дурак.)
Так вот, в виленском послеполуденном воздухе был разлит этот сладкий аромат начала одесских весенних школьных каникул, когда две волны - персональной свободы и всеобщей весны сливаются в один мощный поток; навскидку датирую его семьдесят девятым годом прошлого века, но могу ошибаться.
Еще горстка храбрых подснежников во дворе на Бокшто превратилась в несколько озер; на улице Швенто Казимиро подняли белые и лиловые головы крокусы, на проспекте Гедиминаса возле магазина Zara первая перелетная бабушка продавала сиреневые перелески (ну не "печеночницей" же их называть, в самом деле), связанные в совсем крошечные букеты, годящиеся разве что на бутоньерки. В центре (по крайней мере, на Вильняус и на Пилес) появились первые уличные столики кафе, а значит весна неизбежна и неотменима теперь.
Простите нас, пожалуйста, что мы не починили холодильник раньше. Мы даже не догадывались, что все из-за него.