Мне напомнили, что люди при этом чувствуют.
Убийц таких не то что в тюрьму сажать нельзя, их в санаторий отправлять следует, лечить нежно, бережно, целовать в уголок рта, как сексапильных туберкулезников, букеты из душистого горошка на ночной столик ставить, молока с медом поутру приносить.
Им (нам) нелегко пришлось.
Вот, к примеру, потратишь пару месяцев на совместную работу с родной, как кажется, душой, проебешь напару сотню-другу человекочасов, съешь пополам дюжину пицц, выпьешь литров сто первосортного кофе (и еще литров десять жуткого кофеподобного говнища), уснешь в обнимку с соратником три раза на диване - от трудовой усталости, а не ебли половой ради.
И вот когда скорбный труд практически подойдет к концу, означенное родное существо вдруг вытянет цыплячью шейку, вытаращит глазки и тоненьким голосочком спросит: "А в чем, собственно, у нас тут будет мораль?"
Мораль, конечно, всегда бывает в жопе. В сущности, жопа - единственное пространство, где уместна и даже нужна мораль. Мораль - она ведь чрезвычайно полезна при сортировке кала и больше, кажется, ни при каких обстоятельствах.
Как же хорошо, что в мире есть такая прекрасная часть тела!
Минувшей ночью это сохранило одну человеческую жизнь. Зачем - неведомо, но, по правде сказать, не мое это собачье дело.
Молитесь, в общем, на ночь, Дездемоны.
И в пизду хомячка.
P.S.
На самом деле я, конечно, улыбаюсь сейчас умиленно, как Макаренко с малолетним рецидивистом на руках.