Когда мне было мало лет, и мы с родителями работали советскими оккупантами (строго говоря, они работали, моя роль в этой ликующей оккупации волшебной заграницы сугубо паразитическая была), - так вот, иногда погожими вечерами мы с папой ходили гулять нараёне, то есть, по району Карлсхорст. И начинались эти прогулки всегда с одного и того же: папа, у лягушки было двадцать лягушат!
- Нет, - говорил папа, - нет! У лягушки было два лягушонка. Максимум три.
- Пятнадцать!
- Ладно, четыре.
- Десять. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть у лягушки было десять лягушат!
Иногда папа соглашался на десять, иногда сбивал до шести-семи. Понятно, почему он так торговался! Про каждого лягушонка надо было придумать историю. Новую! Не такую, какие рассказывал в прошлый раз.
Папины истории про лягушат были лучше всех сказок на свете. Потому что в папиных историях лягушата всегда хулиганили. Подкладывали взрослым кнопки на стулья, пили чужую водку и стреляли из пистолетов. Один лягушонок, я точно помню, пришёл в школу и написал там во все чернильницы (когда папа ходил в школу, там ещё были чернильницы; впрочем, при мне они были на почте, например).
Потом утомлённый регулярным сочинительством папа придумал хитрость: за каждую его историю про лягушонка надо было рассказать свою. И тоже не повторяться. Ну и подумаешь, не очень-то надо. Было бы чего повторять! Мои лягушата дружили с джиннами и пиратами (и подкладывали кнопки на стулья, конечно же, всем). Они находили клады и залезали на самые высокие горы, становились волшебниками и приколдовывали школьным училкам (извинити) дополнительную жопу на лбу. Не помню, кто из нас придумал историю про лягушонка, который полетел в космос и захотел написать коллегам в тюбик с космической едой, а моча, как положено в невесомости, стала большой каплей по всему космическому кораблю летать (наверное всё-таки папа придумал, у нас телевизора тогда не было, но он про космонавтов в газетах читал и про фокусы невесомости знал) - в общем, это был наш любимый зыбест. Мы с папой оба были хулиганы и грубияны, оба хороши, оба придумывали для лягушат идиотские похождения и хохотали до слёз, как придурки, каковыми, собственно, и являлись. Мы были офигенные молодцы.
Но только сегодня стало ясно, насколько мы были офигенные молодцы. Настолько, что в Карлсхорсте, по которому мы гуляли, рассказывая друг другу о лягушатах, эти самые лягушата материализовались. Ну, правда, не хулиганят.
