Минувшей зимой мне часто доводилось ходить мимо дома, где я сейчас живу. Старый трехэтажный дом из мелких кирпичиков, под крышей три окошка: длинные, узкие, такие уместны скорее в соборе каком-нибудь, чем в человеческом жилище.
Зимними вечерами из этих окон лился мягкий голубоватый свет: тогдашние жильцы смотрели телевизор. Мне иногда приходило в голову: хорошо, должно быть, жить в этой квартире с такими странными окнами.
(На самом деле - да, ничего себе. Вполне. Хотя удивление слишком быстро проходит, конечно.)
Ну вот, теперь из этих самых окон по ночам льется мягкий желтый свет моей настольной лампы. А я, как нетрудно догадаться, сижу внутри.
Я, собственно, к чему все это.
Когда-то давно, в юности, когда жизнь была совсем бездомная, и по утрам трудно было понять, у кого из друзей можно будет кинуть кости нынче вечером, мне нравилось ходить по улицам самых разных городов, куда заносила меня нелегкая невыносимость бытия. Нравилось разглядывать окна старых домов, думать: вот тут хоршо бы мне жить, и тут, и вон там.
Замечено, что все желания рано или поздно сбываются - не только мои, но мои - с устрашающей неотвратимостью.
И я теперь думаю: а вдруг во всех этих домах теперь тоже живу я? Из каждого облюбованного когда-то окна льется свет моей настольной лампы. Нас (меня? меней?) надо понимать, довольно много. Пару сотен, никак не меньше.
Жуть какая.
Встречу, что ли, организовать?
Зимними вечерами из этих окон лился мягкий голубоватый свет: тогдашние жильцы смотрели телевизор. Мне иногда приходило в голову: хорошо, должно быть, жить в этой квартире с такими странными окнами.
(На самом деле - да, ничего себе. Вполне. Хотя удивление слишком быстро проходит, конечно.)
Ну вот, теперь из этих самых окон по ночам льется мягкий желтый свет моей настольной лампы. А я, как нетрудно догадаться, сижу внутри.
Я, собственно, к чему все это.
Когда-то давно, в юности, когда жизнь была совсем бездомная, и по утрам трудно было понять, у кого из друзей можно будет кинуть кости нынче вечером, мне нравилось ходить по улицам самых разных городов, куда заносила меня нелегкая невыносимость бытия. Нравилось разглядывать окна старых домов, думать: вот тут хоршо бы мне жить, и тут, и вон там.
Замечено, что все желания рано или поздно сбываются - не только мои, но мои - с устрашающей неотвратимостью.
И я теперь думаю: а вдруг во всех этих домах теперь тоже живу я? Из каждого облюбованного когда-то окна льется свет моей настольной лампы. Нас (меня? меней?) надо понимать, довольно много. Пару сотен, никак не меньше.
Жуть какая.
Встречу, что ли, организовать?