Репликант Рютгер Хауэр красивый, а я нет, но этим разница исчерпывается. Я всю жизнь сижу на этой долбаной крыше за минуту до смерти, потому что по внутренним моим часам и сто, и тысяча лет – это тоже минута, даже меньше, это практически «вот прям щас». Все «вот прям щас». Поэтому я непрерывно, почти не затыкаясь, рассказываю обо всем, что видели мои глаза, и, чего греха таить, тоже сокрушаюсь, что «all these moments will be lost in time». И держу в руках какого-нибудь очередного голубя; строго говоря, все – этот голубь, иногда вшивый и зачуханный, но – живой. А значит, сокровище и святыня (тем сильней досада по поводу его плачевного состояния, но это не главное сейчас, и вообще никогда).
И только в Германии, в любом из ее ухоженных мухосрансков, на любом вокзале, в любом фабричном районе большого города, неважно, где угодно, короче, я ощущаю себя и голубем тоже. Иногда – почти только голубем. И знал бы кто, какое это немыслимое счастье, пасхальные каникулы в аду, бархатная подушечка для сидящего на лезвии бритвы, отпуск за счет Небесной Канцелярии, спасибо, аминь.
