Однако на четвертый раз плавание не вызвало у меня особого интереса. Ну, паром. Ну, плывет. Ну, Хельсингборг все дальше, а Хёльсингер, соответственно, ближе. Ну, замок Кронборг, да. Нет там никаких призраков, проверено, одни туристы. Да еще актеры в летнем театре шебуршат, шотландскую пьесу готовятся ставить, завтра премьера у них, согласно заранее расклеенным афишам. Все-то я уже знаю.
И еще я знаю, почему город Хельсингборг под вечер становится тих и безлюден. Жители вовсе не запираются по домам, а идут к морю. Сидят на набережных и пирсах, ужинают снедью из лукошек, глядят на закат.
Лето здесь в точности как в Мумми-Доле. Солнышко пригрело, разнообразная живность повылезла из своих нор и тусует по лугам и лесам, домой их загонит только новая зима – спать. Такое ощущение, что местные жители точно так же засыпают на всю зиму, зато летом глаз не смыкают – и в два, и в три часа ночи всюду жизнь. После трех уже я с копыт валюсь, а они все гомонят.
Кстати, скандинавские младенцы орут как чайки, один в один, не отличишь. И, если уж зашла речь о чайках, интересно, как я стану засыпать дома без их воплей за открытым окном? Штоли в тишине?!
Смешно, что из Дании в Швецию везут бухло. Баулами! Молодежь прет пиво, старшее поколение с достоинством влачит за собой разнообразные вискари (примерно в том же объеме). Видимо, в Дании синька сильно дешевле. А из Швеции в Данию везут, соответственно, пустые сумки и тощие от налогообложения кошели.
Половина парома, кстати, курящая. Чтобы за двадцать долгих минут дуба не дали, бедняжечки. Лучше бы в поездах курящие тамбуры сделали, балбесы. Там все-таки дольше ехать приходится. Из Эльсинора в Копенгаген, к примеру, вообще целый час.
А в Копенгагене по-прежнему ослепительно хорошо (и, кстати, не так жарко, как в знойной южной стране Швеции). Липы возле Круглой Башни еще не оцвели, коричневый сахар в моем любимом уличном кафе не заменили белым, и черный человек Юл Андерсен бренчит на пиаине, как в старые добрые времена (в смысле, как три дня назад).
Другие черные люди, большая, пестрая, красивая негритянская семья, не углядели за трехлетним деточкой, который, воспользовавшись свободой, влетел в магазин одежды и кааак начал там все устраивать по своему вкусу. Большая негритянская семья кинулась его ловить. О, как галдели они в процессе на языке Геббельса и Ницше!
В смысле, немцы оказались. Мультикультурный мир, в сотый раз, повторяю, рулит, безмерно радуя глаз и ухо.
Меня еще весной в Германии очень впечатлило, а здесь, сейчас впечатление закрепилось и усилилось: и там, и здесь очень много разнородных компаний. В смысле, не предприятий, а дружеских объединений в микротолпу. Разнородных – не только по национальному/расовому но и по возрастному признаку. Это скучно описывать, но интересно и приятно наблюдать. Все вперемешку, все в суп. Очень хорошо.
***
Впрочем, имели место два происшествия, нарушивших гармонию моего воссоединения с
Во-первых, площадь возле Ситихолла окупировали другие индейцы – более нарядные, чем мои, но с фуфловой музыкой, которую они при этом даже не играют, а крутят в магнитофоне. Долой халтуру и профанацию, смерть гуронам, да здравствует Чингачгук!
Во-вторых, в центре Копегагена состоялись гонки на велорикшах. В колесницах восседали шибко нетрезвые русские туристы мужской национальности; подозреваю, эхо их воплей до сих пор звучит над улицей Vesterbro. Прохожие от такого зрелища, мягко говоря, охуели. Пьянчуг здесь и своих хватает, но вот такое лютое барство - в диковину. На разнообразных лицах застыл один и тот же внятный вопрос: «Что у этих людей в голове?» Ответа на свой вопрос они не получат никогда; оно и к лучшему, многие знания – многие печали.
Вместо бессмысленного, прямо скажем, приступа неловкости за соотечественников и мутного желания никогда, ни за что не выдавать собственное происхождение (это ж они подумают, я тоже так развлекаюсь, а если не развлекаюсь, то все равно тайно об этом мечтаю, просто денег не хватает), со мной произошло приличествуюее случаю озарение.
Быть русскоязычным человеком взагранице, - дошло вдруг до меня, – это же вызов. Это почти так же круто, как быть, скажем, женщиной, или, к примеру, таджиком в самой России. В таком положении один выход - светиться так, чтобы в ослепительном этом сиянии исчезали дебильные стереотипы (все стереотипы – дебильные, не только обидные для нас по личной причине). Просвечивать сутью через «это» с такой невъебенной силой, чтобы самые тупые граждане, чьи головы забиты всякой херней, становились нормальными человеками с пустыми головами – хоть ненадолго, только в твоем присутствии, а все же пусть прочувствуют, каково оно – просто быть, осознавать и воспринимать, не имея «правильного мнения». Они заслужили этот шанс. Быть обаятельным – не только полезно, но и гуманно, это вопрос человеколюбия и просветительства в той же (если не в большей) мере, что и собственного удобства.
Конечно, трудно, кто бы спорил. Ничего труднее вообще, наверное, нет. Тупость человеческая, как известно, самая нерушимая твердыня; меня, по крайней мере, на всю жизнь впечатлил ответ Донхуана на вопрос: почему индейские маги не победили испанцев? Объяснил - дескать, испанцы были настолько тупые, что магия на них не подействовала. То есть, это натурально одно из величайших открытий моей жизни, единственное разумное объяснение мироустройства, прискорбный, но исчерпывающий ответ на вопрос: «почему все так?»
Так что, да, прошибить чужую тупость не просто трудно, а практически невозможно. Но если не стараться время от времени делать невозможное, то какой смысл вообще, бла-бла-бла.
С вами были